Как создавалась выставка в Музее архитектуры имени А. В. Щусева.
Черновые наброски и презентационные чертежи, фрагменты утраченных зданий и предметы интерьера, макеты, планы, архитектурные эскизы и наброски, фотографии и заметки, книги, воспоминания и альбомы, коллекции призваны служить одной цели — говорить с посетителем о том, что есть архитектура. Артем Стаборовский (архитектурное бюро Saga), Мила Силенина и Юля Кондратьева (студия графического дизайна Holystick) рассказали о том, как это — делать выставку про архитектуру в Музее архитектуры имени А. В. Щусева
Почему вы согласились принять участие в проекте? Что показалось вам важным и интересным?
Артем Стаборовский: Музей архитектуры – это «наш» музей. Так что ответ был очевиден. Это как если бы тебя позвали преподавать в альма-матер — ты просто не можешь не согласиться. Ну и главное, это единственное место, в котором архитектура и объект, и субъект.
Мила Cиленина и Юля Кондратьева: Мы не сомневались ни секунды! Для нас большая честь поработать над большим сложным проектом в одной команде с архитекторами экспозиции и с кураторами. Широким составом с фокусом на узкую экспертизу всегда удается сделать что-то грандиозное. Большой выставочный проект — всегда большой вызов, многосоставная кропотливая работа.
Как строилась работа по подготовке выставки?
А. С. Всё начинается с общей кураторской идеи и работы с таблицей экспонатов. В этот раз это было особенно непросто, потому что проект начался с 600 объектов. В процессе проектирования и совместного осмысления пришло понимание, что так или иначе этот список необходимо сократить. И в итоге на выставке представлено чуть больше 450 экспонатов.
М. C. и Ю. К. Процесс был невероятно увлекательным. Кураторы поделились своими задачами и представлениями об экспозиции, архитекторы откликнулись на это, мы помогли найти точный графический голос. Безусловно, такую сонастройку сделать непросто. Мы прошли несколько итераций, в которых все участники уточняли своё видение проекта до тех пор, пока оно не приобрело точную форму. Метафора экспозиции — процесс работы архитектора, его мастерская — нашла отражение как в архитектурном решении выставки, через материалы, так и в графическом: через элементы-линейки, подчёркивающие структуру, и дополнительные «технические» детали: количество знаков в экспликациях или расстояние между экспонатами.
Поделитесь открытием — что больше всего вас удивило в процессе работы?
А. С. То, что в архиве музея архитектуры есть некоторые снесенные московские артефакты – здания в разобранном виде. Например, частично Сухаревская башня. Осталось какое-то количество камней: некоторые были выставлены, но ещё множество осталась внутри фонда. Осознание, что Сухарева башня существует фрагментарно в разобранном виде — впечатляет.
М. C. и Ю. К. Одна из главных причин любить свою работу для нас — возможность постоянно удивляться, погружаясь на каждом проекте в новую тему. Нас всегда вдохновляет новая область, с которой удаётся соприкоснуться. Наверное, самое удивительное в этой экспозиции — то, насколько обширный материал здесь представлен: от личных фотографий 6 на 6 сантиметров, предметов интерьера, фрагментов плитки до архитектурных моделей и масштабных панорам.
Что оказалось самым трудным?
А. С. Трудным в работе с экспозицией является непреодолимые обстоятельства — представления о безопасности, определенный заранее характер взаимоотношений зрителя и экспонатов, трактовка пожарных норм. Диапазон материального крайне ограничен, потому что практически все виды временных материалов будут гореть при желании. И всё же многое зависит от позиции руководства музея, при совместных усилиях и вовлеченности любые сложности получается преодолеть.
М. C. и Ю. К. Пожалуй, для всех участников процесса самым сложным было сохранить баланс между нашими голосами — чтобы кураторская позиция и подборка, архитектура и графическое оформление работали в созвучии, чтобы все голоса звучали гармонично и чтобы каждая сторона смогла в чём-то воплотить свой творческий замысел.
Что вдохновило вас на работу над проектом?
А. С. Самое вдохновляющее – взаимодействие с пространством Анфилады. Это абсолютно сакральное пространство. В каком-то смысле он один из экспонатов выставки.
М. C. и Ю. К. Нас в основном направило решение архитекторов и кураторская задумка. Мы вместе с командой, работающей над выставкой, выработали метафору, которая, как нам кажется, хорошо сработала и в архитектурных, и в графических решениях. Мы во всех проектах ищем опору на метафору, чтобы создать цельное впечатление от графического языка.
Что было важным сказать/показать посетителю?
А. С. Музей – это живое пространство, его наполняют истории про архитектуру. Они живые, они не мертвые.
М. C. и Ю. К. Что в точной и внимательной работе архитектора всегда есть место для созерцания, спонтанности и самоиронии, что даже в повседневных и технических деталях есть красота. Не нужно пытаться спрятать живые, обнажённые материалы — можно дать им возможность быть и стареть. Выставка достаточно продолжительная, и есть интерактивные части, с которыми взаимодействуют посетители, например, листают альбомы с иллюстрациями. Нам кажется, интересно видеть не стерильную чистоту лаборатории, а жизнь предметов, такой спонтанный сотворческий процесс, посетителей, живую кипящую работу архитектурной мастерской.
За графический дизайн отвечали ребята из Holystick. Как соотносится графический дизайн и архитектура выставки? Что было полезным в совместной работе?
А. С. Это было частью нашего ТЗ, как должна выглядеть графическая часть. И Holystick сделали очень классную работу. Из множества вариантов, мы все остановились на каком-то самом аскетичном. Для усиления образа архива мы постарались убрать весь дизайн из экспозиции, так и ребята постарались убрать избыточную графику.
За архитектуру выставки отвечали ребята из бюро SAGA. Как соотносится графический дизайн и архитектура выставки? Что было полезным в совместной работе?
М. C. и Ю. К. Нас очень очаровала концептуальная рамка, которую предложили архитекторы: экспозиция как рабочее пространство архитектора. Это побудило нас начать искать детали и образы, в которых бы личное и человечное рифмовалось с функциональным, бескомпромиссным, интерфейсным.
Расскажите об объектах, представленных на выставке: фрагменты архитектурных деталей, рабочие столы, мягкая мебель из поролона. Почему выбраны именно такие объекты? Это специально созданные для выставки работы или «рабочие материалы» бюро? Особый интерес, конечно, вызывает мебель, которая живописно пачкается и стареет – это эксперимент или случайность?
А. С. С одной стороны, конечно, у экспозиции есть ясный нарратив и это его образная часть: архитектурное бюро, которое состоит из больших металлических настольных ламп, простых в производстве предметов мебели, включая эти поролоновые тумбы. С другой стороны, это, конечно же, продолжение общего нашего архитектурного языка. Так или иначе все, что ты делаешь внутри бюро формирует язык, и он складывается из следов твоей деятельности. Пуфы сделали из промышленного поролона, одним куском, потому что это простой индустриальный материал в чистом виде, без даже каких-либо чехлов защитных. Так же, как и вся развеска и расстановка предметов происходит на МДФ-столах без покрытия. Там нет никакого защитного слоя. Нет ничего, что обычно делается для эксплуатации клиентов. Когда архитекторы производят что-либо для себя, они применяют зачастую материалы черново. И вот эта эскизность и макетность – ценная особенность. Не то, что они должны пачкаться, на них должны оставаться следы жизни, эксплуатационные следы. Архитектор проекта Яна Лобанкова называет это «перформансом на износ».
Расскажите об оформлении кураторских текстов и экспликаций. Как возникла такая идея? Чем вы вдохновлялись? Что было важно?
М. C. и Ю. К. Идея возникла из самой концепции экспозиции: тексты стали не просто информационным блоком, а частью визуальной композиции, что позволило передать дух проекта. В нарочитой точности, в линейках-замерах и подсчёте количества символов в тексте мы ищем человечность, обнажаем процесс создания самой выставки перед зрителем. Он видит и экспозицию, и её структуру. По правде сказать, в нашей задумке была идея показать размеры вообще всех экспонатов, но так как развеска очень плотная и в целом экспозиция очень насыщенная, вы видите, к какому решению мы пришли вместе с кураторами.
Как с точки зрения архитектуры продумывался опыт посещения выставки? Кто из большой команды выставки работал над навигацией? Что самое важное, что следует учесть при разработке маршрута посетителя?
А. С. Есть кураторская программа, и выстроенная ими, сложная цепочка восприятия такого обильного материала – это их работа. У них была своя логика, почему один раздел сменяет другой. С другой стороны это анфилада – то есть линейное повествование. Она не замкнута кольцом, и у тебя есть движение туда и обратно. Поэтому мы на могли влиять только косвенно – намеренно разбивать монотонность экспозиции, состоящей именно из развески. Поэтому в каждом зале появлялась своя доминанта: большие скульптуры, большие предметы, большие макеты, одна большая картина.
С помощью каких приёмов может говорить с посетителем выставочное пространство, чтобы быть понятым?
М. C. и Ю. К. Мы верим, что выставочное пространство говорит через сочетание элементов — композиции, света, масштаба, материалов, цвета, типографики, количества предметов, длины экспликаций. Этот список бесконечен. Пространство может быть понятным, а может наоборот запутать, если это нужно. Нам важно донести то, что задумала команда выставки — кураторы, архитекторы. Нам важно, чтобы графический язык был тем голосом, который говорит с посетителем так, чтобы и увлечь, и не успеть надоесть. Хорошо, когда удаётся заложить в графическую систему дополнительные смыслы, которые можно дешифровать, подготовить на маршруте посетителя небольшие находки, которые раскрывают замысел выставки.
Какими должны быть выставки об архитектуре?
А. С. Выставки по архитектуре должны показывать, что такое архитектура сейчас. Потому что музей архитектуры показывает, чем архитектура была раньше.
М. C. и Ю. К. Важен диалог, а не монолог — чтобы посетитель не только воспринимал информацию, но и чувствовал, что выставка ведёт его за собой, обращается к нему напрямую и оставляет место для собственных мыслей и интерпретаций.
